ФРОНТОВОЙ ДНЕВНИК КАК ИСТОЧНИК

ДЛЯ ИЗУЧЕНИЯ ПОВСЕДНЕВНОСТИ ВОЙНЫ

(ДНЕВНИК МЛАДШЕГО СЕРЖАНТА АХТАМОВА А.Ф.)

Документы собрал и подготовил к печати

Андюсев Б.Е. к.и.н., доцент КГПУ

 

История войны есть продукт человеческой деятельности, и слагается из человеческих судеб. «Война … не похожа на ее описания, она и проще, и сложнее. Ее чувствуют, но не всегда понимают ее участники. Ее понимают, но не чувствуют позднейшие исследователи», – писал в 1943 г. Илья Эренбург (Публицистика периода Великой Отечественной войны и первых послевоенных лет.– М., 1985. – С. 230.). Поэтому в целях углубленной эмпатии в изучении  «психологии войны» особое значение приобретают источники личного происхождения, освещающие сознание «человека войны» изнутри. Исходя из актуальности и важности проблемы, мы обращаемся к вопросу о роли комплекса личных солдатских документов в изучении повседневности войны.

Задача историка не только увидеть и понять внешнюю канву войны, но и «прочувствовать» войну на основе «вживания» в субъективный мир автора источника. Исследователю важно понять, что чувствовал творец источника в момент его создания, его мысли и чаяния. Поэтому особую ценность представляют источники «из окопа», устные и письменные свидетельства рядовых солдат со свойственными им особенностями психологии и восприятия военной действительности. Своеобразие исторических условий, в которых создавались документы, наложило отпечаток на форму и содержание, отличалось высокой степенью психологической достоверности ввиду их особой личностной интимности. Но это была интимность особого рода вследствие конфликта между желаемым и действительным. Желаемое в создании личных свидетельств имело человеческое стремление к рефлексии на мирное прошлое и военное настоящее. Одновременно, советские политические и идеологические реалии служили мощным тормозом для полной материализации их мыслей. Солдаты, преодолевая страх, шли в атаку на врага, но был и страх иного рода, - боязнь «сболтнуть лишнее» среди своих.

Самый массовый вид личных свидетельств войны, конечно, солдатские письма. Письма предназначались для прочтения адресатом или узким кругом близких людей. Писались они солдатами, естественно, с поправкой на военную цензуру.

Но были субъективные письменные свидетельства иного рода, «записи для себя». Часто эти записи ограничивались краткими строчками «для себя, на память» в блокнотах или тетрадях. Текущие записи военного времени трудно было не только вести постоянно, но и сохранить ввиду высокой мобильности, сложных бытовых условий, частых ранений. Записи, если они и были, велись нерегулярно, в перерывах между боями, в условиях психологического прессинга непредсказуемости будущего.  Если говорить о «полновесных» дневниках, то жесткие правила цензуры и идеологического контроля в условиях войны отрицали в принципе ведение их рядовым составом. Офицерский состав имел такую возможность по условиям широты кругозора,  информированности, склонности к аналитической рефлексии и, немаловажно, уровня грамотности. Однако, многочисленные свидетельства говорят о запретах ведения дневниками непосредственно в подразделении, ввиду того, что в них могла содержаться информация, представлявшая военную тайну.

Этот факт отмечается в воспоминаниях поэта-фронтовика Давида Самойлова: «Вести дневник или записывать что-либо для памяти на войне не полагалось. Я не помню публикаций наших солдатских и офицерских дневников. Даже генеральских не помню. … Солдат практически и не мог вести постоянные записи. Это внушило бы подозрения, да и при очередной бесцеремонной проверке вещмешка старшина приказал бы изничтожить тетрадку или записную книжку, поскольку они не входили в список необходимого и достаточного солдатского скарба» (Самойлов Д. Люди одного варианта. Из военных записок // Аврора. – 1990. № 1. – С. 68.).

Однако, вопреки всем уставным запретам, записи такого рода все же велись и до нас дошли немногочисленные дневники, созданные на передовой и в партизанских отрядах. Написанные «для себя», они отличаются большей свободой и раскованностью суждений, чем письма домой или друзьям. Дневники, как любые иные документы «вне перлюстрации», писались в условиях самоцензуры. Данный аспект подобного источника крайне важен для изучения внутреннего мира и сознания человека «своего времени».

Фронтовой дневник, как живое описание «окопной» повседневности, как исторический источник, крайне ценен и информативен для современного исследователя. Вместе с тем, дневниковые записи, сделанные в период войны, обладают уникальными свойствами.  Это сведения и размышления сугубо личного характера, реакция человека на вызовы среды, своего времени. Это попытки зафиксировать то, что тогда в окопах представлялось интересным и стоящим для обращения в будущем, в мирное время, к периоду фронтовой жизни.

Авторами подавляющего большинства опубликованных дневников являются фронтовые корреспонденты, писатели, поэты. Лишь небольшая часть дневников офицеров и солдат хранится в семьях фронтовиков или в музейных фондах.

В процессе многолетней поисково-краеведческой деятельности нам удалось выявить лишь один фронтовой дневник простого солдата, хранившийся в семье близких родственников. Автор его младший сержант Ахтамов Аркадий Федорович, родился в 1922 году в пос. Северо-Енисейский (в 20-е гг. пос. Соврудник), Красноярского края и умер там же от последствий тяжелого ранения в голову в 1948 году. Наряду с личным дневником, родственники хранят и ряд других документов военного периода и происхождения. Они могут быть представлены в качестве комплекса источников для изучения повседневности Великой Отечественной войны, сознания и стереотипов поведения человека на войне.

 Комплекс сохранившихся документов достаточно информативен и позволяет проследить боевой путь солдата. В военном билете А.Ф. Ахтамова есть запись: «В РККА с 22 августа 1942 года». Будучи курсантом ускоренных курсов офице­ров, так и не став офицером, в феврале 1943 года в составе всего училища был направлен в 133 стрелковую диви­зию Западного фронта. Из записи в партбилете узнаем, что в составе данной части он стал кандидатом в члены ВКП(б). Участ­вуя в боях за г. Ярцево 3 сентября 1943 г. был ранен сквозным пулевым ранением в грудь. Нахо­дившийся в кармане гимнастерки партийный билет был пробит пу­лей так, что сохранилось толь­ко начало номера и окончание фамилии. Факт ранения и лечения в госпитале подтверждаются письмом сослуживца Аркадия. Он писал: «Дорогая мамаша Ахтамова 3.3. Прошу Вас сообщить мне, где сейчас Аркадий. Я, Гейхман Д.А., вместе с ним воевал и крепко дружил. Мы не оставляли друг друга в трудную минуту. Арка­дия ранило пулей в грудь, я его перевязал и доставил в госпиталь. Он должен быть жив! В этот же день меня тоже ранило... Я буду искать его по воинским частям — мы вместе спали, ели и сражались».

По излечению солдат-пехотинец стал сапе­ром 91-го Отдельного понтонно-минного батальона. А вскоре был вторично ранен в голо­ву. Об этом свидетельствует справка эвакогоспиталя ЭГ5016: «Младший сержант Ахтамов А.Ф. 13.12.43 г. получил проникающее огне­стрельное ранение теменной об­ласти... Из глубины мозга уда­лены костные осколки... На рентгенограмме костный дефект 3x4 см...».  После вторичного пребывания в госпитале, младший сержант был комиссован и вернулся домой в Северо-Енисейский.

Следующий документ, письмо с фронта от однополчанина: «Здравствуй, дорогой друг Аркаша, а я уже думал, что ты погиб. Но тебе крепко повезло. Меня третий раз «навернуло». Сейчас учусь, а потом опять ползать, но уже «со звездочка­ми». Получил недавно «За отвагу». Твой друг Владимир».

Центральным документом данного комплекса источников, является фронтовой дневник, относящийся к периоду с октября 1943 по февраль 1944 года.  Записи дневника сделаны на светлой синевато-зеленого оттенка выцветшей от времени бумаге, на оборотной стороне канцелярской сшивки резаной писчей бумаги довоенного времени с бухгалтерскими расчетами. Сохранившиеся записи выполнены так называемым «химическим» карандашом и датированы с 21 октября 1943 года по 5 февраля 1944 года. Записи велись автором практически ежедневно, в зависимости от условий и потребности в фиксации той или иной информации. Почерк А.Ф. Ахтамова аккуратный, мелкий, убористый, легко читается. Автор документа личного происхождения, судя по записям начитанный, грамотный, образованный человек, пишет без грамматических и орфографических ошибок.

Ввиду уникальности по представленным нами параметрам фронтового дневника солдата-сапера, мы сочли необходимым представить данный исторический документ без купюр и ввести его в научный источниковедческий оборот.

«21 октября 1943 г. Забежал в госпиталь, взял вещи, простился со своим другом Мих. Смоленцевым и побежал на стан­цию, т. к. все уже ушли туда. В 4 часа выехали со ст. Пески, а в 7 утра были в Москве. По Москве проехали в метро, схо­дили в баню и легли спать.

22 октября. До обеда переби­рали картошку на распредпункте. После обеда приехал приемщик. Направляемся в батальон выздоравливающих. Шли 4 км пешком. Там встретил 2 ребят из госпиталя,  выписанных раньше. Расположились в клу­бе. Ночью один со стороны стал у нас отбирать соломенную подстилку. Пришлось принять ме­ры.

23 октября. Встали в 6 ча­сов. Сходил на комиссию, получил назначение в часть. Завт­ракали поздно. Обед и ужин тоже затянули. Построились на улице, пошли к столовой. Сели за столы, а чашек нет. Кое-как достали одну на двоих.

25 октября. Днем вызвали в особый отдел. Обещали вытре­бовать кандидатскую карточку, которая осталась в госпитале. После обеда прибыл «покупа­тель», едем а 91 ОПМБ (отдельный понтонно-минный батальон). Получили продуктов на 5 дней. Вечером пошли на станцию.

31 октября. Все эти ночи ви­жу нелепые сны. Спал плохо. Перед ужином познакомился с одной девушкой по имени Галя. Она живет в Москве и времен­но работает на уборке.

1 ноября 1943 г. Сидим без хлеба; картошка тоже выходит. На наше счастье после обеда опять стали разгружать картошку. Пополнили запасы. Пошел к Гале, но она уехала на станцию и только завтра приедет.

3 ноября. После подъема бы­ла проверка. Командир роты был не в духе. После обеда подали паровоз, поехали ближе к фронту. Остановились в гор. Малоярославец. Здесь продал ру­баху за булку хлеба. Выехали дальше.

6 ноября. Ехали очень быст­ро, но часа в 2 ночи останови­лись. На станции пусто, после боев все разбито. Достать ничего нельзя. Утром была лекция о 26-й годовщине Октябрьской революция. «Ур-ра» вышло не дружно, потому что все замерз­ли и думали скорее попасть в вагоны. Вечером ходили к дев­чатам, что живут неподалеку. Живут плохо, девушки все в лаптях.

7 ноября. Сегодня праздник, но встречать его нечем, даже хлеба нет. Вечером пошли вчетвером в деревню. Достали ка­душку соленых грибов, картошки. Пришли, а нас лейтенант чуть на «губу» не посадил.      

 13 ноября.  Прибыли в свой  батальон, на место назначения. Расположились в одной землянке оба взвода 40 человек. Тесно. Негде повернуться.

19 ноября. Утром встали. Лейтенант немного покричал на нас. Перед обедом писал списки. После обеда вызвал нач. штаба и назначил командиром 3-го отделения 2-го взвода. По­ехали на автомашине ремонтировать дороги.

22 ноября. Ночью отдыхал. Первый раз за много-много дней спал раздевшись. С утра опять уехали на ремонт дороги.

23 ноября. После завтрака было построение. Комроты объявил благодарность мне и еще некоторым товарищам за хоро­шую работу. Работали до вечера.

5 декабря. Ремонтировали мост в 1,5 км от передовой. Фрицы все время обстреливали из минометов и из «ванюш». Один снаряд разорвался непо­далеку от нас, мы шли вдвоем по дороге, но никого не задел. Погода была хорошая. Только пообедали, как появились немецкие бомбардировщики, 12 штук. Стали делать заход не на нас, а рядом в 1 км. Что там было, не знаю. Раздались оглушительные взрывы. Через час бомби­ли в 0,5 км от нас. Наши зенитчики стали их бить. Первый са­молет загорелся и упал на на­шей стороне. Второй дотянул до своих, но тоже упал и подор­вался на своих бомбах. Третий загорелся, но сумел быстро по­тушить пламя и сел на своей стороне. Четвертого бомбарди­ровщика встретили два наших «ястребка». Через несколько минут фашист загорелся и стал падать. Один, летчик только выпрыгнул.

10 декабря. Опять задание — минировать передний край обороны. Выехали часов в 6 ве­черам. С наступлением темно­ты начали минировать. Работа­ли всю ночь. Фрицы стреляли редко.

11 декабря. Часа в 4 утра подорвались на своей противо­танковой мине Чесноков и Карпухин. Их сразу вынесли и, по­ложив на автомашину, увезли в медсанбат. Начало светать, поехали в свое расположение. Днем отдыхали. В 5 часов вечера выехали на работу.

12 декабря. Фрицы днем за­метили наши мины и всю ночь не давали покоя. Строчили из пулеметов и автоматов все время. Всю ночь бил по нам и один миномет. Ночью ранило в ноги двух бойцов моего отделения. Машины не было. Пришлось везти на санках, километра 4.

16 декабря. Долго не писал. Не мог. Со мной произошла большая неприятность.

13 де­кабря мы опять работали на минировании. Немец не давал покоя. Несколько раз уходили, но опять приказ идти. В первом часу ночи я вел свою линию мин дальше. Но получилась задержка — мы потеряли одну линию мин из- 4-х и долго ее ис­кали. Потом решили вести 3 линии. Только я поднял шнур, чтобы его переместить на 2-й ряд, как немцы дали очереди из пулеметов и автоматов. Ме­ня словно кто оглушил. В гла­зах потемнело, искры полетели и я упал. Кричать было нельзя, так как подведешь товарищей. Я потихоньку охнул. Меня услы­шал боец моего отделения и спросил, что со мной. Я ска­зал, что ранен. Тогда он стал мне помогать, чтобы уползти с бугра. Только спустились в ло­щину, как подъехали с санками и повезли к автомашине. Пом­ню еще, как поднимали на ма­шину, а как ехал — не помню, был без сознания. Очнулся на операционном столе. Шла подготовка к операции. Сделали за­мораживание и стали долбить череп. Сначала было еще терпимо, но под конец стал просить, чтобы скорее кончили, т.к. боль была нестерпимой. Закон­чили операцию, перевязали и поместили в палату. Лежу в полевом госпитале, неподалеку от деревни Ляди. Лежу уже чет­вертый день. Надоело, но эва­куации все нет. Послал письмо домой и Надежде Волковой.

22 декабря. Капитан медсан­бата, который делал операцию, ходил узнавать насчет машин, но не обещают. Днем продол­жаю читать «Педагогическую поэму».

27 декабря. После завтрака неожиданно прилетело 2 само­лета. Меня быстро положили на носилки, одели и потащили на улицу. На санях повезли на аэродром. Положили в правое кресло. Летели минут сорок. Было тепло, даже душно. Во время полета испортилась погода. Сели наугад и как раз попали на аэродром в самом дальнем его конце. Подрулили к старту. Второй самолет так и не прилетел. Ждали и не дождавшись уехали в Смоленск. Подвезли к госпиталю. Два санитара стали вытаскивать из машины. Один показался знакомым. Разглядел – Карпухин, который в первую ночь подорвался на мине.

31 декабря 1943 г. Санитарного поезда нет. Скоро не обещают. Обед был поздно. До ужина рассказывали истории. Легли в 9 часов после ужина. Но долго не спалось. Ведь завтра начинается новый год. Что он мне сулит?

1 января 1944 г. Завтрак был часов в 11, в виду того, что медсестры всю ночь гуляли. Обед был в 6 часов вечера. Да­ли по 50 г вина, но нам, раненным в голову, не дали ни кап­ли,

2 января. После завтрака раздали номера вагонов. Мой — десятый. Обед выдали сухим пайком. Только пообедали — приш­ли машины. Сел на первую и первым попал в вагон.

5 января. Ночью ехали бы­стро, останавливались редко. После обеда въехали в Москву. С Белорусского вокзала на ма­шинах повезли в госпиталь, который находился на ул. Ямская-Тверская (5). Помыли и положили в 3-е отделение. Читал книгу «Суворов».

8 января. В 11 часов вызва­ли на пункцию. Взяли жид­кость из позвоночника. Сначала было не больно, но после обеда сильно заболела спина. Вечером кино не было. В 11 часов в первый раз видел, как салюто­вала Москва. Наши войска освободили Кировоград.

12 января. Весь день продол­жаются сильные головные бо­ли. Написал письмо Лизе, хо­тел написать домой, но нет большё бумаги. После ужина — концерт, а после концерта — кино. Несмотря на головную боль ре­шил сходить, посмотреть. Кон­церт кое-как просмотрел и часть кино, но потом ушел — больше не мог. Кое-как добрался до палаты. Только лег — вырвало.

5 февраля. До обеда был вра­чебный обход нашей палаты. Кажется, назначен на комиссию. Это я заключил потому, что врачи между собой о чем-то пе­реговорили и записали себе в тетрадь. Вечером был доклад о Сталинградской битве и кино «Сталинград».

(Фронтовой дневник в составе комплекса других личных документов младшего сержанта Ахтамова А.Ф. были нами выявлены и скопированы в 1989 году в семье младшего брата Ахтамова Р.Ф., проживавшего в пос. Северо-Енисейском Красноярского края.)