Степанова Варя,
студентка КГПУ им. В.П. Астафьева
ВОЙНА
ГЛАЗАМИ ДЕВОЧКИ
Воспоминания
Соловьевой (Преображенской) Тамары Борисовны
Соловьева (в девичестве
Преображенская) Тамара Борисовна родилась 29 февраля 1936 года в городе
Орджоникидзеграде, а после ВОВ город был
настолько раззорен, что его не стали восстанавливать и теперь это Бежецкий
район город Брянска. Перед войной его переименовали в Бежице, потому что
Орджоникидзе застрелился.
«Я родилась в семье рабочего. Мои родители,
Преображенский Борис Андреевич, родился в 1905 году, мама Преображенская Ольга
Павловна 1910 г.р. (на самом деле мама старше, но на
не много, так сделали, чтобы ее взяли на работу
портной, если совершеннолетняя – то наемный рабочий, а если нет – то можно), в
девичестве – Башилова. Папа родился в большой семье, жил в
Подборовье, Тверской губернии, Ржевский район. Отец, моего отца был урядником.
Дальний-дальний предок моего дедушки Андрея служил в Преображенском полку
(прапрадед). Папины братья – интилигенты, старший – Сергей
преподаватель гимназии до революции, в советские времена директор железно
дорожной школы г. Брянска и зав гороно г. Брянска, у них Женя сын, погиб при
обороне Ленинграда, в первые месяцы войны. 2 брат – Леонид – офицер царской
армии, жил в Питере, и воевал в ВОВ, дошел до Берлина, вернулся в 45 году, жили
в Ленинграде, умер в 56 году. Виктор –бухгалтер,
жил и работал в г. Ржеве, в 30-х годах скончался. Еще брат Александр –
преподаватель, умер задолго до войны, молодым. А младший -мой
папа. Дедушка умер, когда папе было лет 15-16 и папа остался
с мамой, и поэтому не смог получить образования, революция началась. Папа был
комсомолец. Воевал в ВОВ.
Мама из
крестьянской семьи. У ее родителей было 6 детей, она была за старшую,
всех нянчила. Ее отдали учится ремеслу. Ее папа,
Башилов Павел, привез в Ржев и отдал частной портнихе, учится. В 20-е годы,
мама поступила на курсы кройки и шитья, и закончила их успешно.
В это время папа
жил в Ржеве, и работал рабочим, и в Ржеве они познакомились и в 30-е годы, папа
ушел в армию, а мама уехала к родственнице по папиной линии, в Ленинград, и
работала на швейной фабрике, швеей. Жили они там до 34 года, или до 35 года. И
мама рассказывала, когда вдруг отключен был свет, остановлено движение, машины
на заводе перестали работать. Объявили о смерти Кирова. Это был траур. В
Ленинграде его любили.
Папа, когда
отслужил, сделал маме предложение, но она не хотела уезжать из Ленинграда. Папа
уехал в Орджоникидзе-град, Орловской области. Устроился на паровозо-строительный
завод им Орджоникидзе, Красный Профинтерн, снял комнату в частном доме. И
привез маму туда.
До меня у родителей был ребенок. Старший брат
папы жил в Брянске, недалеко. По выходным ездили в Брянск, к дяде Сереже, я его
любила. Он играл со мной, дарил сладости, игрушки. Приглашал к себе на елку, в
школу, возле железной дороги.
Рабочие сами дома
строили, мы с мамой туда еду носили. Осталось только полы настелить и
покрасить, и началась война.
У меня была
подружка Анжела, она жила в конце нашей улице Октябрской. К женщине, у которой
мы снимали дом, привозили внука Юрочку на лето. Когда рассвело, на второй день
войны, над нашей улицей на бреющем полете, мы увидели самолет. Я до сих пор
помню свастику на крыле самолета. В дом моей подружки он скинул бомбу, она
погибла. Мужчины вырыли яму, там была вода, и мы в этой яме прятались. Я
успокаивала Юрочку, говорила: не плачь, не плачь.
Объявили эвакуацию, оборудования, завода, мама
не хотела уезжать. Подошла подвода, папа хватает маму в охапку, сажает, и
помчались на железно дорожный вокзал. Долго искали ключи от комода, чтобы
ценные вещи взять. Я даже куклу не успела взять, была суматоха. Успели взять
только сундук, с маминым
приданным, но там уже были другие вещи. Потом ключи от комода обнаружили в
сундуке.
Уезжали последним
эшелоном, последние два вагона семьи, остальные оборудование. Я спросила: папа куда мы едем? Он сказал, что в город Красноярск. В
товарном вагоне были нары. Папа был староста нашего, последнего вагона. На
крупных станциях папа получал кипяток и сухари. Наш поезд был замаскирован. На
одной из станций с нашего вагона начали срывать ветки. Я подумала: какие дяди
не хорошие. Переправа через волгу запомнилась, прожекторы, темно, вода черная.
Папа открыл двери вагона. Не помню где Волгу переезжали. Родители говорили, я
забыла. На одной из станций я чуть не осталась, папа бежала с сухарями и меня
надо хватать, поезд пошел, папа меня схватил, впрыгнул.
Наш эшелон прибыл
на станцию Злобино рано утром, я спросила у папы, где мы, он сказал в
Красноярске, я сказала, это же не город. На станции обветшалый домик, колодец,
и поля, насколько хватало глаз, а направо небольшой поселок, ныне первомайский.
У меня разочарование, что это не город.
И мы, где сейчас ул. Щорса, где стоят гаражи
ТЮЗа, разместили огромные солдатские палатки, семье по топчону, соорудили
столик. Мужчины и подростки устанавливали оборудование, станки, ставили
столбики с названием цеха. Жили мы так до глубокой осени. Когда полетели
"белые мухи", дети начали болеть, семьи разместили в Березовском
районе, деревни Есауловка и Терентьевка, мужчины раз в неделю-две приходили
проведывать.
Жили там все зиму,
я болела, чуть ноги не отнялись. Нас с мамой, приютили дедушка и бабушка, у которых сын на фронт ушел, организовали детсад. Детей
туда, женщины в колхозе работали. Зимой рабочие по ночам строили бараки, чтобы
семьи привезти. Когда их построили, все в бараки переехали, а осенью, когда
рабочие подвели цеха под крышу, папа с другими ушел на фронт добровольцами со Cталинской бригадой
(78-й добровольческой). Папа дошел до Одера, там ранили его, и вернулся из
госпиталя в начале мае 45 года.
Когда папа ушел на фронт, я в детсаду, мама
работала в подсобном хозяйстве, одеть было нечего. Был голод,
простывали, болели, я заболела, температура, врачи сказали надо горячее молоко,
мама пальто продала, ходила в тужурке, пошли в первомайский поселок искать
молоко, коров не было у многих, в третьем доме мама попросила молоко, мы ждали
у калитки, и нам крынку молока в ноги вылили, и сказала: плохо, что вас фашисты
не расстреляли. Оказывается там жили сосланные
кулаки, обозленные на советскую власть.
Уходя на фронт папа купил новые санки, где сейчас рынок Злобино, были
землянки, там жили люди из Средней Азии, сосланные, а мы дети пешком с
саночками добираемся до верха и катимся вниз, а у них это потолок. Вышел
среднеазиат, наругался и выхватил у меня санки, я так плакала.
Был такой голод. И
тут объявление, что Кировский торг организует: кто хочет поехать на заготовку
продуктов для фронта на несколько месяцеыы, до осени.
Село Вознесенка Агинского района. Туда же приехали семья сосланных поляков из
Хосты, мама, папа две девочки: Поля и Климка. Жили в двухэтажном доме. Потом
две женщины приехали из Ленинграда, одна с мальчиком, другая с девочкой. Мы все
в этом доме жили. А внизу сушилка для овощей, в подвале. Заготавливали
бруснику, чернику. Сыпят, по сторонам мусор отходит, в бочки, закатывают, без
сахара, и отправляют.
Мы там и остались. Мне 8 лет, в школу, во
время ВОВ с 8 лет, так как дети ослаблены. Когда я заболела, у меня вылез
чирий, мама водила меня за реку к фельдшеру, он мне показался очень
интилигентным. Школа была в Преображенки. У меня спрашивали
почему платья короткие, и нарядные, одноклассники.
Валенки выдали, так
как отец на фронте. Но они в бараке были, их наверно кто-то забрал.
Там было много
волков, много двойных огней со стороны гор идет. С бани мама вынесла, дом
рядом, мы вышли, и сарай и там два огня, волк сидит. Страшно.
Однажды приходит
маме документ. Я спросила – почему плачешь, она – папа погиб. Я – нет, мне сон
приснился, он в больнице. В начале апреля от папы письмо, он приехал, нас
нашел, и написал нам письмо, чтобы мы выезжали. А как? Одни галошки резиновые,
мама сшила тапки из овечки, в этом нас до станции довезли. Приехали, нас встречает
на костылях, седой человек, сутулый, я папу не узнала. Я привыкла потом. Потом
объявили победу. И когда я пошла в детсад, где была во время войны, нас
вывели на прогулку, недалеко от крыльца
девочка в бархатном платье, в белой панаме. Она мне Анжелу напомнила. Это было
Нона, до сих пор дружим.
В 45 году осенью,
многие хотели на родину, папа маму отговорил. Бесплатно поезд товарный, а
некоторые съездили и возвращались обратно в Красноярск. На заводе мужчины –
мастера, а так молодежь, некоторые женщины. Когда в младших классах вспоминала
дядю Сережу, пришло письмо от тети Мани, он умер, я решила: стану педагогом».