Детство.

Родился я в 1926 году в большой крестьянской семье. Кроме отца с матерью, с нами жили вместе старшая сестра сестра Мария (пока не вышла замуж), старший брат Иван с женой и двумя детьми, брат Осип, я, сестра Маша и брат Василий (умер во время голода 33 года). У нас было обычное крестьянское хозяйство. Оно требовало много труда. В начале 30-х годов в хозяйстве имели лошадь, корову, больше десятка овец. Земли у нас было много. Когда появились колхозы мы по-прежнему в деревне оставались крестьянами-единоличниками. Мать была очень набожной и отказалась вступить в колхоз. За это с нас постоянно брали очень высокие налоги. Несмотря на то, что в семье было много детей, в августе 1931 г. за недоимки у нас увели корову. Помню, мать уцепилась за ногу коровы и рыдая волочилась по земле. Один из коммунистов-активистов ударил матери по руке сапогом; только тогда она отцепилась от коровы. В 1933 или 34 году за долги увели лошадь, продали нашу баню, ворота, всех овец. Но мы продолжали вести единоличное хозяйство. Вскорее нам удалось опять лошадь купить и мы с братом по ночам ездили ее пасти на поводу по межам.
Нас, детей, родители рано начали приучать к труду. В возрасте 3-4 лет мы должны были подметать пол. С 5-6 лет нас начали возить на жнитво и стали учить жать серпом; часто серпом ранил пальцы. В 36 году мы, все дети, на жнитве заболели тифом и нас оставили одних дома. Детство пршло как у всех. Мы много играли в подвижные игры: в мяч, городки и пр. Много времени проводили на речушке в 1,5 км от деревни. Купались, ловили пескарей ситом. Маленькими зимой катались на салазках, постарше – на самодельных лыжах и коньках. Еще до школы пристрастились мастерить игрушки, потом делать макеты самолета У-2. В 6-7 кл. научился подшивать валенки. До армии множество пар валенок подшил, постоянно брал на ремонт сапоги и ботинки.
Отец в эти годы постоянно болел. Он был участником первой мировой войны. Был ранен, награжден Георгиевской медалью. Во время той войны он где-то увидел велосипед. Видимо это его так заинтересовало, что когда вернулся с войны домой, то сделал себе велосипед деревянный. Еще в начале 30-х годов у нас висели на стене амбара гнутые из черемухи колеса от того велосипеда с деревянными спицами. Отец крестьянствовал, но был и очень хорошим сапожником. Даже начальники из райцентра заказывали ему шить сапоги. До сих пор многие старики вспоминают его мастерство добрым словом.
Перед войной земли уже не было, лошадь продали. Бывало втроем, мать, Осип и я, за лето и осень на тележке навозили из леса за 5-6 км. дрова на весь год.
В начале войны в армию были мобилизованы все трое старших братьев.
Старший брат в конце ноября или начале декабря 1943 г. погиб в Иране, в г. Тегеране, во время Тегеранской конференции. Второй - 20 июня 1942 г. пропал без вести под Москвой. Третий из братьев во время войны служил в батальоне аэродромного обслуживания в авиационной бомбардировочной дивизии дальнего действия, бомбившей Германию. В войну только и приходилось: работать и работать, чтобы выжить... Но и учился. Закончил 8 классов. К 1944 году из нашей деревни некого было брать в армию. Мой 1926 год рождения начали призывать осенью 43 года. Меня из-за маленького роста (ниже 150 см) долго не призывали. В 1944 году, когда мне исполнилось 18 лет и я достиг роста 149,5 сантиметров, призвали в армию.
Отец проводил меня за деревню, мы попрощались. Через неделю он умер...

В запасном полку.

В запасном полку меня зачислили в лыжную команду. С детства постоянно на лыжах катался. Ежедневно тренировались, бегали на лыжах в сапогах. Хорошо запомнил лыжный кросс на 30-40 км. Нас предупредили: "Кто выдержит - попадет в гвардейскую часть". Прошел неплохо. Получил благодарность от командира роты и комвзвода.
Дома в войну вся наша семья жила впроголодь, и в запасном полку нас кормили очень плохо. Тощий был я тогда и роста небольшого. Один раз удалось достать сухарей. Сел в ленинской комнате, помянул умерших и погибших родственников. Как и мои родители, я с детства был очень верующим человеком. Даже в комсомол я по этой причине вступил уже в армии, после войны.
На фронт нас провожали с оркестром. Командир 33-й запасной дивизии (мы были в 133 запасном полку этой дивизии), пожилой, даже старый уже генерал выступал с речью. Потом пошли музыканты, за ними мы. Нам стали выдавать сухой паек (800 гр.). Впервые каждый день стали наедаться досыта. В паек входили 1 пачка концентрата «пшонки» и «овсянки», хлеб, сахар (25 гр.)

Эшелон.

Пока ехали до Москвы только 2 раза давали горячую пищу. Ехали довольно медленно. В Москве кормили в столовой: далековато водили. Часов шесть поезд стоял на вокзале. Ребята-москвичи успели сбегать домой.
Топора в товарном вагоне у нас не было. Дрова кололи тормозным башмаком. В товарняке везде были щели. Топилась постоянно печка-буржуйка. На каждой станции нам выдавали дрова. За водой бегали к паровозу. Когда заправляли водой, то сверху лилось, а мы держали под струей котелки. После войны выяснили, что из нашего вагона из 36 человек в живых осталось всего 13…
Едем на фронт, а вокруг следы войны, разрушения, сгоревшая техника, печные трубы. Выгрузили нас на ст. Морозовка (?). Это юго-восточнее Варшавы. Здесь нас вооружили карабинами, автоматами, ручными пулеметами, ПТР. Мне выдали карабин. Когда прибыли, то по дурости я продал за 200 злотых нижнее белье. Потом замерзал.
….
До форсирования Вислы было долгое затишье. Правда за это время у нас двоих солдат выкрали немецкие разведчики, заходившие далеко в наш тыл. Командиром 52-й гвардейской дивизии был генерал-майор Козин. Полком (я был в 155 гв. сп) командовал подполковник Романов. Командир роты был сначала старший лейтенант Ежов, затем – мл. лейтенант Подопригора. Командир нашего первого взвода был назначен младший лейтенант Бурков. (В апреле 1945 г. он стал командиром нашей роты. Наша рота первой из дивизии оказалась на окраине Берлина, Бурков за это был награжден орденом Красного Знамени).
После форсирования Вислы по льду (здесь погибло несколько солдат из нашего взвода), началось наступление южнее Варшавы. Были постоянные бои, марши по 35 – 45 (иногда и больше) в день.

….
Польша.

Вошли в деревню, а там все улицы были усеяны трупами наших солдат. Они наступали раньше. Было не менее 50 убитых. Мы зашли в ограду, затем вышли в огород. А тут через поле по нам открыла огонь артиллерия и немцы пошли на нас. Мы стреляем по ним и бегом выбегаем на улицу. Затем, стреляя, стали перебегать на другую сторону улицы. Но немцы в конце улицы успели поставить на церковь пулемет и стреляли теперь вдоль улицы.
Перебегаем группой втроем: первым бежит помкомвзвода-грузин, затем бегу я. За мной следом бежит мой товарищ (у нас на двоих был один котелок): здесь, позади меня его и убило. Я только перебежал улицу вслед за помкомвзвода, как он кричит: «Брат, меня ранило». Помкомвзвода отдал мне свою саперную лопатку (у меня своей не было), сам прошел немного, метров 50 и там умер. У него было ранение в живот. Если бы он остался лежать на месте, то, может быть, остался бы в живых. Меня не задело. Были пробиты пулями только шинель и шапка.
Я оказался на этой стороне улицы. Отстреливался один, пока наши не перебежали. Засели в доме в переулке, на углу. Ночевали здесь же. Немцы были в сарае на углу на той стороне переулка, метров всего в 6-7-и. Всю ночь наши и немецкие патрули ходили по обе стороны улицы. Мы с одним солдатом ходили этой ночью за патронами в наш тыл. Взяли патроны, вернулись к своим, и второй раз пошли. Но тут чуть к немцам не попали. По ошибке свернули в сторону в темноте. Хорошо, наткнулись на убитого немца, на улице, вспомнили, где он днем лежал, и вернулись. Потом до утра сидели и следили, чтобы немцы не подкрались.
….
Ежов был назначен заместителем командира батальона. Следующей ночью новый командир роты мл. лейтенант Подопригора послал нас со старшиной в штаб батальона. Стемнело уже, когда мы пришли в соседний хутор. Зашли в дом. В одной комнате был штаб, а в другой комнате было полно солдат. Все спали. Негде было лечь. У стены стоял большой старинный шкаф. Я туда залез и уснул. Нога только высовывалась из шкафа. Ночью солдат подняли по тревоге и они ушли. Вскорее прошел по всем домам патруль. Меня вытащили из шкафа и повели в штабную комнату. Помню, в комнате сидят комбат, замполит и 2-3 офицера. Они подумали, что я удрал от своих, спрятался в шкафу и уснул там. Комбат грозится: «Расстреляем!» Старший лейтенант говорит: - «Объясни». А я ни слова не могу сказать, растерялся. Но все же отпустили.
Устроились потом комфортно. На стол поставили пулемет. В 10 часов утра немцы пошли в атаку. И одна их самоходка. Но отбились. Минут 15 прошло. Замкомбата Ежов приказал мне быть связным. А комбат все кричит: «Ты еще не в роте!»
Через некоторое время наши во дворе поставили 45-мм пушку. Только мы поесть успели, как немцы открыли огонь и стали опять наступать. Замкомбата Ежов видит, что наши солдаты стали отступать. Побежал к штабу и мне приказывает: «Останавливай их!» Бегу вдоль улицы. Немцы стреляют, из минометов бьют но мне удалось остановить все-таки бегущих солдат, а через некоторое время и бой закончился.
…
В тот же день деревню мы отбили окончательно. Ночь спали спокойно. Под утро - подъем и опять пошли вперед. Прошли 3-4 км. Затем перешли через железную дорогу. Полотно старое, рельсы ржавые. Нас известили: «Впереди хутор. Немцев выбьем и дальше сегодня не пойдем». Дали в поддержку пушку, 2 или 3 пулемета. Выбивали немцев из этого хутора силами нашей роты. Пошли в атаку. Немцы открыли сильный огонь. Но наша пушка подбила несколько точек. На хуторе немцы сидели в кирпичных домах и сараях. В ближайший день взяли еще 2 хуторка-деревни. Оттуда мы увидели город Линде. Здесь уже была территория Германии.

Германия.

Около хутора был лесок. Окопались вдоль леса. Вырыли ячейки одиночные. Начальник штаба батальона (ст. лейтенант с одним глазом) обходит всех, ругает командира роты. Нас заставили окапываться по-настоящему. Ходы сообщения вырыли.
На другой день наступали на одну из деревень рядом с г. Линде. Взяли. Но через пять минут нас выбили оттуда. Под вечер ту же деревню опять взяли с боем и окопались на той стороне, за деревней. Мл. лейтенанта Подопригору сняли с должности комроты. За отступление накануне. Во-первых, по его вине тогда 4 пушки потеряли и за то, что во 2-й раз роту выбили из соседних домов. Новым командиром роты нам назначили другого лейтенанта.
Нашей дивизии был дан приказ выбить немцев из Линде. Разведчики работали 3-4 дня там. Говорил, что в садах идет линия окопов. И в домах стоят пулеметные точки. Всю нашу роту поставили в резерв и нас в тот день перевели в соседнюю деревню.
В той деревне стоял штаб нашего 155 полка. Нам приказали окопаться около штаба. Окопались. Был теплый солнечный день. Я вылез на бруствер, пишу письмо матери. Немцы увидели и стали стрелять. Завыли мины и три разорвались очень близко. Я тут же нырнул обратно в окоп.
Еще 3-4 дня готовились к штурму очень хорошо укрепленного немецкого городка Линде (Здесь начиналиссь укрепления «Померанского вала».). В полку у нас прибавилось техники. На помощь прибыли три самоходки СУ-76. Назначили день наступления. Наша 7-я рота опять была переведена из резерва в расположение своего 3-го батальона. По общему плану наступления наш батальон поставили на левом фланге. Первый батальон нашего полка должен был наступать на Линде правее нас.

Штурм и взятие г. Линде.

С утра была артподготовка. Потом мы пошли в наступление. Немцы стреляли по нам. Мы не успели подойти метров 50 до их окопов, как они стали бросать гранаты. В нашем батальоне появились убитые и раненные. Ворвались в окопы, взяли их. Везде лежали убитые немцы. Дальше сходу ворвались в город. Здесь в 3-4 ряда стояли двухэтажные дома. Наша рота заняла один из домов. Здесь мы захватили 4-х пленных. Их заперли под охраной в одной из комнат.
В следующих домах тоже были вначале наши из других рот, но их немцы быстро выбили оттуда. Только мы, 7-я рота, удержала свой дом. Затем немцы 3 или 4 раз продолжили атаковать наш дом. Я во время этих атак стрелял по ним из карабина из окон второго этажа. А немцы били по нам из пулеметов из окон домов напротив нас.
Лейтенант, комроты, на втором этаже командовал. Раза два бегал по его приказу на первый этаж команды передавать. «Летал» через две ступеньки.
Началась немецкая четвертая атака. Они пошли, а у нас патронов почти уже нет. Но тут весь наш 155-й полк с «Ур-р-а!» пошел в атаку и сразу другие дома рядом занял. Немцы отступили. Оборонялись до вечера. Вечером старшина принес нам патроны и гранаты. Готовились к дальнейшему наступлению.
К этому времени за все время наступления по Польше от Вислы из нашей роты выбыло убитыми и раненными более 20-30 человек. Пока брали хутора, еще несколько. В начале наступления на Линде перед окопами и перед домами мы потеряли убитыми и раненными из нашей роты еще человек 12-15. Еще двоих солдат убило и восьмерых ранило в тот день во время обороны дома.
На другой день продолжался сильнейший бой. Первый батальон нашего полка оказался отдельно от всех и к нему невозможно было пробиться. Они оказались отрезаны в доме на пртивоположной стороне улицы. Из соседних домов и вдоль улицы немцы обстреливали и их и нас. Отправили в первый батальон 2-х связных, но их убило. Из нашего 3-го батальона для связи послали меня. Командир полка говорит мне: так-то и там-то ты должен пройти к ним.
С нашего НП бросили на улицу противотанковую гранату и начали артподготовку. Грохот, взрывы и пыль. Мне удалось удачно проскочить через улицу. В это время и наши и немцы вели перестрелку из всех домов. Нашел начальника штаба 1-го батальона. Отдал бумажку. Стали вместе наступать и заняли несколько домов. Весь этот день я пробыл в составе 1-го батальона. Только к вечеру вернулся в свою роту.

Штурмовая группа.

На третий день боев в городе дошли до перекрестка, точнее до развилки двух улиц. Здесь углом стоял большой трехэтажный дом. Немцы его сильно укрепили. Потеряли наших ребят порядочно, но дом взять не смогли. Разведчики к вечеру обнаружили под землей старую канализацию, которая проходила под этим домом.
Ночью, перед рассветом сформировали штурмовую группу из 15 человек из нашего батальона, кто пошустрее. Я тоже туда попал. Каждой группой из пяти человек командовал офицер. Всем поставили задачу. Все объяснили. Наша пятерка должна была брать 3-й этаж. Ею командовал мл. лейтенант из другой роты. Группой 2-го этажа командовал мл. лейтенант Подопригора.
Первыми шли саперы, потом группа 3-го этажа (то есть мы), следом второго и первого этажей. Воды в канализации не было. Шли пригнувшись. Воздух был очень тяжелый, пахло сыростью. Саперы взорвали во дворе дома верхнюю часть хода и образовался лаз. Мы быстро выбрались. Надо было лезть в окно первого этажа. Как только вылезли из канализации, меня и еще одного солдата подсадили в окна одной из комнат. Позже постоянно думал об этом. Даже гранату не бросили сначала. Если бы там были немцы, то нас бы убили сразу.
Меня подсадили в одно окно, товарища - в другое. Нам просто повезло. Через несколько секунд все 15 наших ребят были в комнате. Открыли дверь в коридор. Уже светало. Только вышли в коридор, немцы почуяли нас на лестничной площадке и пошли навстречу. Я тут же заскочил назад в комнату. Но из-за спины кто-то бросил гранату. Мл. лейтенант наш бегом, мы за ним по винтовой лестнице вверх. Главное, нужно было действовать на всех этажах одновременно. Мы пробежали второй этаж и выскочили на свой, третий. Наш батальон в это время начал атаку на дом. Немцы открыли по ним огонь из пулеметов из окон дома.
Еще ночью, когда собрали штурмовую группу, каждому была поставлена своя цель. Моей задачей было бросать гранаты в комнаты. Мне выдали одну противотанковую и четыре противопехотные гранаты. Следом за мной автоматчик из нашей роты должен был стрелять из автомата. Командир «пятерки», мл. лейтенант в это время держал под прицелом коридор.
Я бегу вдоль коридора и бросаю в комнаты гранаты. Бросаю гранаты в две комнаты, затем не задерживаясь в 3-ю комнату,. Сзади ребята залетают и стреляют по пулеметчикам. В 3-й комнате немцы уже все поняли и начали стрелять по нам. У нас не получилось все проделать в 1-2 минуты. Повезло, в это время в дом ворвались солдаты из нашего батальона. Дальше мы продолжали бросать гранаты и стрелять в следующих комнатах. Всего на долю нашей пятерки вышло комнат 5-6. Часть немцев сдалось в плен.
Никого из 15-ти солдат и офицеров из всех трех штурмовых пятерок не убило. Мы успокоились. Командир говорит: «Ну вот 15 минут и готово». Но тут выскочил здоровенный эсэсовец и ножом заколол нескольких наших ребят. Стрелять по нему было невозможно. И по своим можно было попасть, и верткий и сильный очень он оказался. Эсэсовец бросился по винтовой лестнице вниз, скатился. Упал, тут его внизу и пристрелили.
В тот день мы взяли еще 3-4 дома. Подбегаешь к дому, бросаешь внутрь гранату и внутрь. Еще через два дня город Линде мы взяли полностью. В целом город брали пять дней наш 155 полк и часть 153 полка нашей 52 гв. стрелковой дивизии. Вечером заняли еще 3 деревни-хутора за городом. Остановились в третьей деревне на ночь отдыхать. Наш взвод занял на ночь полностью целый дом.

В тыл к немцам.

Ближе к ночи командир роты отправил меня в составе группы из трех разведчиков (я - четвертый) вытащить раненного разведчика из расположения немцев. До немцев было метров 300-400, а мы прошли не меньше 4-х км. Несколько раз вокруг слышали немецкую речь. Раненного разведчика мы вытащили на плащ-палатке. Несли по лесу и, главное, переходили с ним вброд по пояс в воде через речушку. Разведчики злые, матерые. Я чуть было не выронил свой угол. Руки занемели. Кое-как дотянулся зубами за угол плащ-палатки и так донес. Если бы уронил, то вспоминая сейчас думаю, разведчики могли бы и пристрелить.
После возвращения из госпиталя я попал служить в 1-ю роту (роту «обстрелянных») и тут узнал о том разведчике. Мы вынесли тогда из немецкого тыла знаменитого разведчика нашей 52-й гвардейской дивизии старшину Шпакова. О нем ходили легенды: говорили, что у него было 11 ран и 12 орденов. После войны, перед демобилизацией он был уже в звании младшего лейтенанта. Однажды, на вечерней поверке к строю нашей 1-й роты подошел Шпаков и перед строем пожал мне руку. Я тогда сразу почувствовал, как ребята меня зауважали: САМ разведчик Шпаков руку жмет!
Как вытащили Шпакова, старшина велел отдыхать. У печки начал сушиться. Брюки мокрые. Выжал. Наутро - подъем. Пошли дальше наступать. Через 3-5 км. ночью вышли к очередной деревне. Навстречу наступала другая часть. Окружили здесь немцкую часть. Они сдались.

Командир полка.

В один из дней наступления нас отправляли охранять и сопровождать группу немцев в наш тыл. Сопроводили. Здесь, в деревне, где размещался штаб полка произошел эпизод. Я по настоянию ординарца командира полка от имени нашей роты подарил трофейные карманные часы командиру нашего 155 гв. полка подполковнику Романову. У него часов не было и ординарец сказал, что ему очень нужны. В приемной мы подождали, когда командир полка выйдет. Я козырнул и поприветствовав его, вручил часы.
Подполковнику Романову было 23 года. Высокий, спортивного вида, стройный. Больше я его не встречал. После войны мы служили вместе и даже дружили с ординарцем полковник. После войны, в августе 45-го подполковник Романов погиб под Берлином. Как погиб - не знаю...

Ранение.

16.03.1945 г. Шли тяжелые бои в Померании. В тот день мы наступали под утро, прошли километров 10-15. Рассветало. Впереди было большое поле. По обе стороны лес. Прошли 400-500 м по дороге, а напротив - хутор с каменными домами. Вдруг оттуда по нам открыли огонь из 3-5 пулеметов и изминометов. Впереди нашей 7-я роты шел взвод разведки во главе с Подопригорой (он уже в разведке был). Мы все тут же залегли в кювет. Командир приказал нам отступить.
Отходим метров 100 и тут мне как камнем ударило по ноге. Ранило в бедро левой ноги. Отползаю. А у меня граната и патроны в сумке и в карманах. Тяжело ползти. И никак не могу эту сумку развернуть. Кое как вытряхнул из нее патроны и гранату. Пытался расстегнуть ремень с патронной сумкой, но так и не смог. Они очень мешали мне ползти. Но карабин нельзя было бросать: дело подсудное. Намотал ремень на руку и волок за собой. Полз по полю с раной метров 300-400. До леса осталось метров 50, когда наш новый помкомвзвода увидел, что я раненный ползу, прибежал ко мне, вытащил в лес. Тут и носильщики потащили дальше. Санитары разрезали брюки, перевязали. В это же время под обстрелом из нашей роты 16 человек ранило. Мл. лейтенанта Подопригору тогда контузило.
Я лежал на подводе. Ст. лейтенант Шестаков, зам. командира батальона (замполит) пришел проститься. Я расчувствовался из-за этого и даже заплакал (было мне тогда 18 с небольшим лет). Очень хороший он был человек, пожилой уже был по возрасту. Постоянно поддерживал. Помню, как перед боем он всегда говорил нам: «Ребята, если вы погибнете в этом бою, то знайте, Родина ваших родных не забудет!».
Потом на подводах нас повезли в дивизионный медсанбат. Мы лежали вшестером: я, Подопригора и еще четверо. Теплый день был, солнце сверху грело. Разморило нас сильно. В медсанбате нас разделиПоложили на стол. Подошла женщина-врач. Сделала перевязку. Дальше на машине повезли в наш корпусной госпиталь.

Корпусной госпиталь. Операция.

В госпитале было полно раненых. Набито полностью. Нары были в 2 яруса. Здесь были танкисты, пехота. Ходячие и лежачие. У меня вдруг понос открылся. Думаю: «Лучше бы меня убило». Осмелился, сказал легко раненому. Дали таблетку, судно.
Только на другой день сделали операцию под наркозом. Операцию делали в палатке. Слышал как режут, как осколки вытаскивают. Как их выбросили и они застучали об ванну. Вторую операцию делали позже. Заражение пошло, что ли? Положили на нары. Аппетита не было. Ничего не ел, только пить просил. А давали сладкий чай. От этого еще больше спать хотелось. Раненый рядом просит капусту. Санитарка ему принесла. Мне тоже дала. И сразу стало легче. Сразу появился аппетит. Потом уснул. Голова болит. Сестре сказал об этом. Принесла стрептоцид.

Эвакогоспиталь.

Вскоре погрузили в эшелон и повезли во фронтовой эвакогоспиталь. Остановка была в Познани Нас кормили ветчиной. Ею были забиты склады-холодильники по 300 метров. Из Познани поездом отправили в Седлец. Госпиталь был на окраине города. Сделали перевязку, наложили гипс. Начал немного выздоравливать и ходить на костылях.
С утра до вечера играли в карты. Рядом с моей кроватью лежал старик лет 50-ти, хохол. Подружились. Он сильно привязался ко мне, молодому. Проводились политинформации. Получили пакетики к празднику, американские сладости, конфеты. Без конца крутили фильм «В шесть часов вечера после войны» (а война еще продолжалась!). Я три раза смотрел.
Выписали в этом же госпитале в выздоравливающую команду по охране госпиталя. Выдали оружие, карабин. Дали обмундирование. Нам выдали американские ботинки. Но мы их пропили, взамен на польском рынке нашли ботинки плохого качества, дрянные.
Солдаты из команды выздоравливающих ночами патрулировали. Стояли на посту, охраняли госпиталь. Каждый день с нами политзанятия проводили. Рассказывали, как американцы без сопротивления продвигаются, где и какие бои идут. Война вот-вот должна была закончиться
2 мая 1945 г. Был и на ночном дежурстве на конюшне. В городе поднялась сильная стрельба. Все небо осветилось от выстрелов, стреляли и из пушек Замполит прибежал, командует: «Тревога! На город напали!» Потом бежит обратно: «Берлин взяли!»
В ночь с 8 на 9 мая 1945 г. стоял на посту у конюшни. Прибежал начальник караула. Кричит во весь голос: «Война закончилась!». Кругом началась стрельба. Стреляли из автоматов, карабинов, пистолетов, даже из зениток. Как сумасшедшие. Я все патроны расстрелял. потом начальник караула принес еще патронов. Утром был праздничный завтрак. Всем по 100 гр. спирта дали. Старшина-грузин отдал мне и свой паек, еще 100 гр.
Из госпиталя попал в запасной полк. 25 тыс. человек. Оттуда половина были сразу демобилизованы домой. В запасном полку пробыл до первых чисел июня.

Возвращение в полк.

2.06.1945 г. Прибыл из госпиталя в свою часть. Наша дивизия имела к 1945 г. полное название: 52-я Рижско-Берлинская Рижско-Берлинская орденов Ленина, Суворова 2-й степени, Кутузова 2-й степени гвардейская стрелковая дивизия
В первый же день встретил бывшего командира роты, а затем заместителя командира батальона Ежова. Бросился к нему. На поверке, не называя фамилии, говорит: «Вчера один солдат прибыл из госпиталя. Бросился на шею. Пора отвыкать от этого.». Началась служба мирного времени и отношения теперь были строго по уставу. Вскоре из госпиталя прибыл и Подопригора.
Меня определили в 1-й батальон, в 1-ю роту «обстрелянных» своего 155 гв. полка. Командиром роты был назначен наш же старший лейтенант Бурков. Он был награжден к этому времени орденом Красного Знамени за Берлин. Всех нас, солдат 7-й роты, вернувшихся из госпиталей, наградили медалями "За взятие Берлина", т.к. наша рота из всей дивизии первой вошла в пригород Берлина. А из всей 3-й ударной армии первой вошла в Берлин именно наша 52-я гвардейская дивизия генерал-майора Нестора Козина. За что стала Рижско-Берлинской. А наш 155-й гв. полк получил наименование Померанского.
По возвращению из госпиталя в один из первых дней на вечерней поверке пришел разведчик Шпаков, руку мне пожал.
С июня по сентябрь 1945 г. мы стояли на демаркационной линии с американцами. От американцев отделяла нейтральная полоса: лесок - поляна - лесок. Немцы без конца переходили через наш КПП. Началась служба мирного времени. Мы патрулировали по округе. Рядом со штабом батальона еще стояло несколько подбитых во время войны танков. На штаб было нападение немцев и после войны. Часто были тревоги. Даже окопы были приготовлены. Штаб нашей армии располагался в Стендале на территории, которую занявшие ее американцы по договору оставили нам. Там ничего не было разрушено, не было сильных боев. Везде торговали пивом.
Из нашей 7-й роты не были ранены Белов, Большов, ст. л-нт Ежов. Когда меня ранило и я лежал в госпитале, дивизия вела страшные бои сначала в Померании, затем в Берлине, где почти все из нашей роты и погибли. Еще до середины февраля в роте оставалось осталось менее половины прежнего состава.
Когда прибыл из госпиталя, «заработал» наряд вне очереди. Приказали помыть пол в казарме. Помыл плохо. Комвзвода принес ведро песка и рассыпал по полу. Приказал, чтобы ни одной песчинки не было. Так нас не только учили мыть пол, но и дисциплине учили. Начались занятия. На стрельбище многие из роты, в том числе и я не умели метко стрелять в цель. Из за этого в наказание какое то время таскал на стрельбище патроны. Постепенно научился метко стрелять. Даже комбату за хорошую стрельбу представили.
2 сентября 1945 г. закончилась война с Японией. В честь этого нам выдали японский трофейный табак.

Служба при штабе армии.

Среди солдат нашего взвода я был самым грамотным: имел 8 классов образования. В сентябре 1945 г. меня вызвали в штаб полка: «Поедете служить в штаб армии». Здесь я стал числиться в охране отдела укомплектования штаба 3-й уд. армии. Выдали автомат, ночами охранял отдел. Несколько раз ездил в Берлин с пакетами. В декабре 1945 г. штаб армии перевели в г. Магдебург. Здесь в Магдебурге, в отделе укомплектования, служил до апреля 1946 г. Затем начальник отдела направил меня наборщиком в типографию штаба армии. В основном мы печатали секретные документы. Все приказы по армии, оперативные документы. В оперативных документах постоянно приводились названия всех частей и соединений 3-й уд. армии. Во время набора и печатания обязательно присутствовал офицер из контрразведки. После печатания набор сразу разбирался.
В типографии со мной служили Митя Севастьянов из Орла (он и сейчас живет в Орле), Валя Колесов из г. Сольцы, Ваня Орлов из Кургана, Зырянов Вася с Лены, Алясов, Чижма из Кемеровской области. Валя Колесов до конца жизни остался, как и в молодости, замечательным, честным и справедливым человеком. Он умер от рака легких в своем городе Сольцы Ленинградскооой области в 1989 г.
В Магдебурге очень тепло встречались со ст. лейтенантом Бурковым, когда он приезжал по делам в штаб 3-й Уд. Армии. В 1946 г. с Валентином Колесовым ездили в первую роту бывшего моего 155 гв. полка к Подопригоре. Он так и продолжал служить в звании младшего лейтенанта. Встретились очень сердечно. Даже выпили вместе с ним. Где они сечас, друзья мои?
…..
2 мая 1946 г. состоялось открытие армейского стадиона. Нас выстроили в составе почетного краула. В этот день зам. командующего 3-й ударной армии генерал-лейтенант Волков вручал награды Героя Советского союза Кантария, Егорову, Неустроеву, майору Белову. Когда служил в штабе армии, видел приезжавшего в штаб командующего советскими оккупационными войсками (так тогда назвали) в Германии Соколовского.

В.И. Чуйков.

Однажды очень близко видел Чуйкова. Он после Соколовского был командующим оккупационными войсками в Германии. Бегу с документом в правой руке по лестнице вверх и вижу перед собой внезапно, как кто-то спускается сверху в лакированных генеральских сапогах. Я глянул, вижу - Чуйков. На мгновение растерялся. В правой руке бумажка, не могу козырнуть. Но быстро пришел в себя. Вытянулся по стойке «смирно». Мы посмотрели в глаза друг-другу. Он слегка улыбнулся краем губ и прошел вниз. Все из офицеров, кто знал его близко, вспоминали тогда, что Чуйков был очень суровым командующим во время войны. За отступление самых геройских полковников расстреливал.

В 150-й дивизии.

Только в 1949 г. первый раз после войны прибыл новый призыв, солдаты 1928 года рождения. В 1948 г., в августе месяце я написал рапорт начальнику штаба армии, чтобы направили служить в часть. Направили в полковую школу. Проучился месяца 3-4. Потом служил в 394 полку (ком. полка Зинченко) 150 дивизии на старшинской должности.

Демобилизация.

Солдат 1924 г. демобилизовали в 1947 г. Рядовые солдаты 1925 и 1926 гг. рождения служили до мая месяца 1950-го, сержанты - до октября 1950 года.
Меня демобилизовали 26 октября 1950 года в звании старшего сержанта.

Е. Андюсев
с. Имисское Красноярского края

P.S. После войны отец работал на тракторе, стал первым ударником Ком. труда в Балахтонском совхозе. Затем закончил заочно Шушенский с/х техникум, работал агрономом и секретарем Имисского с/совета. Работал. как и воевал, - честно и добросовестно. Он - пример нам во всем, детям и внукам. Мы, - это четверо детей, восемь внуков, одна правнучка. * * * Б.Е. Главная страница Сайт управляется системой uCoz Сайт управляется системой uCoz